Язык науки включает сухие факты, расчёты, он построен человеческим разумом и отвергает человеческое сердце. Язык искусства прямо ему противоположен – он построен на чувствах, ярких переживаниях и для каждого человека он собственно свой. Единственная зона их единения представляется космическим мифом.
Космос нашим сердцем
Гёте жалеет одинокие звезды, никогда не чувствовавшие любви. И Тютчев тоже проводит прямую аналогию космоса с человеком: обращаясь к звездному небу, он, кажется, напротив, горюет о человеческой участи, восхищаясь красотой и безмятежностью Вечности, рассуждает о том, как все же скоротечен человеческий век. В этом бы с ним был согласен сам Ньютон, видящий в Космосе бесконечность пространства и времени. В этом и заключается многоликость Космоса в человеческом сознании: любой подход к его изучению или к рассуждениям о нем приводит к мыслям о собственном месте в нем, к самопознанию.
Такое совмещение чувственного и научного мира ярко выражен в жанре «научной фантастики». Роман Александра Беляева «Звезда КЭЦ» рассказывает о таком желанном советским человеком освоении космоса. Современному читателю трудно будет поверить в то, что описанные технологии являются вымыслом фантаста и что на момент написания книги никаких космических программ не было даже в проекте. Мечты о космосе прослеживаются во многих работах писателя, например, в таких, «Прыжок в ничто» и «Над бездной». Мастерски увлекая своего читателя продуманным технологичным миром на фоне эмоционально раскрытого сюжета, Беляев отражает истинную природу человека: в любых обстоятельствах, будь то внеземной корабль или невесомость, человек останется человеком и будет искать свое отражение в Космосе. Даже Циолковский не оставил без внимания труды Беляева и его отзыв размещен в предисловии ко второму изданию «Прыжка в ничто». Говоря о совмещении «человеческого» и «научного», нельзя не упомянуть и работы самого Константина Эдуардовича. «Причина Космоса» раскрывает посредством проведенных учёным исследований его философские размышления о смысле людском и собственном предназначении. Циолковский видит единство Космоса и человека и уверен в том, что это единство и есть ответ на многие человеческие вопросы. Позднее через океан Рэй Брэдбери будет так же писать о Космосе: сопоставляя его с человечеством, накладывая процессы, происходящее в нем на внутренний мир человека. Так будут рождены знаменитые «Марсианские хроники».
Космос нашими глазами
Литературный мир полнился фантазиями о космическом полете, но эти вдохновленные неизведанностью работы просто не могли остаться без иллюстраций. Так, «С Земли на Луну», «Вокруг Луны» Жюля Верна просто не могли обойтись без фантастичных зарисовок Эмиля-Антуана Байярда и Алфонсо де Невила.
А в конце 50 годов прошлого века в мире зародилось целое новое направление искусства — космическое. Нельзя не упомянуть яркие картины Чесли Боунстелла, американского художника и дизайнера, чьи работы даже стали вдохновением для написания некоторых космических программ. Подбирая цвета своим художественным взглядом, Чесли отдавал огромнейшее внимание тем технологиям, которые приходили ему в процессе творческого порыва: все должно выглядеть по-настоящему, космические корабли должны были выглядеть так, словно их придумал инженер, а не художник. Серия его работ, посвященных Сатурну, потрясла общественность: это же самые настоящие снимки! Позднее Боунстелл даже будет иллюстрировать космические концепции.
Упомянутые выше художники лишь воображали освоение космоса, но существовали и те, кто творил во времена, когда сказка стала былью. Андрей Соколов, работы которого можно узнать на советских плакатах, отличаются особым вниманием к деталям космических кораблей и построек. Ряд его полотен похож на комикс: мы видим на них поэтапное построение космической станции или процесс высадки людей на планетах Солнечной системы. Палитра Соколова захватывает: в ней есть что-то таинственное, выжидающее, кажется, словно Космос жаждет узнать человека не меньше, чем и тот стремится к освоению первого. Но и это можно трактовать иначе: часто совмещая теплые и холодные оттенки, художник стремится отразить контраст пылающего человеческого сердца на фоне безмятежности звезд. Снова мы можем наблюдать то, как человеческое восприятие влияет на видение Вселенной.
А слышали ли вы когда-нибудь о Международной ассоциации астрономических художников?
Члены этой ассоциации продвигают искусство, вдохновленное изучением Вселенной. Основанная в 1982 году, организация занимается обслуживанием художников, которые в большинстве своем также являются самыми настоящими астрономами. Используя абсолютно любые материалы и создавая работы в совершенно любом направлении искусства, художники ассоциации сходны лишь в одном: в своей честной любви к Космосу.
Космос нашими ушами
По всему космическому пространству проносится голос Зигги Стардаста. «Space Oddity» Дэвида Боуи уже давно стала гимном человека, переступающего порог космического корабля. BBС даже решили проиграть сингл на фоне видеозаписи с высадкой на Луну. Для Боуи такое решение было загадкой, ведь герой песни застрял в космосе и обречен на саморефлексию наедине с безжизненной бесконечностью, что может натолкнуть только на обнадеживающие чувства и совсем не отражает торжественность события. Быть может, это и было главной задумкой продюсера: человеческое сердце в эпоху космических открытий так и остается простым человеческим сердцем. Сюжет лирики как ничто иное способен отразить чувства маленького одинокого землянина, окутанного одиночеством необъятной вечной Вселенной.
На этом космические путешествия композиции не заканчиваются. В 2013 году канадским астронавтом Крисом Хэдфилдом был снят настоящий музыкальный концерт с Международной космической станции, и в репертуар космонавта, конечно, была включена «Космическая причуда» Боуи. Песня не оставила равнодушным и Илона Маска: именно она играет на Tesla, которую он отправил в космос в 2018 году и даже манекен-водитель носит имя Starman, что является отсылкой на еще один космический трек человека, который упал со звезд.
Трудно представить человека, который бы ассоциировался в массовом сознании с Космосом больше, чем Дэвид Боуи, ну разве что это будет Зигги Стардаст, на чьем лице отражается яркий свет красного астероида, разрезающего Вечность. Зигги был инопланетным путешественником, которого придумал сам человек, мечтающий о Космосе, в этом-то и заключался секрет популярности данного образа: он отражал общее стремление человечества к познанию путем ярких действий, к проявлению смелости даже перед чем-то столь далеким и пугающим, как бесконечное пространство.
Материалы предоставила Дарья Бондарева
